Впрочем, о памятнике и знают не все: спрятан он от глаз среди высоких елей, чтобы никого не потревожить. Он находится за городом, в нескольких сотнях метров вглубь леса, на месте самого большого захоронения заключённых. Они умирали не от вражеской пули, а от истощения, лютого холода и тяжелейшего, рабского труда. Не многие могли выжить на Севере в лагерных условиях, очень быстро заключённые превращались в инвалидов, а на место умерших привозили новые партии зэков. И всё-таки они сделали здесь самую трудную работу.
Причалы, склады, мост
Как только началась война, большую часть заключённых перебросили на строительство порта, а также на судоремонт и выполнение военных заказов. Руководили работами по ремонту судов и на военных заводах в основном специалисты из 2-го бюро спецтюрьмы, талантливые инженеры, оставившие ценные технические разработки; все они ныне реабилитированы. Что было сделано руками заключённых, трудно перечислить. Новые причалы для океанских кораблей, дноуглубительные работы, склады, площадки для грузов, новые железнодорожные ветки и многое другое. А в Архангельске заключенными Ягринлага были построены железнодорожный мост через Кузнечиху для транспортировки военных грузов в глубь страны, доставленных союзными конвоями в порт Экономия (сейчас о нём напоминает только насыпь районе о. Шилов, возвышающаяся над водой), аэропорты Васьково и Талаги...
9 тыс. человек умерло
Галина Викторовна Шаверина, председатель северодвинского отделения общества «Совесть», показывает современную карту Северодвинска, на которой штриховкой нанесено всё, что сделано безвестными молотовскими строителями, всё, что удалось выяснить, чаще по воспоминаниям бывших узников Ягринского ИТЛ. Полосатые острова штриховки покрыли почти весь старый город, хотя отмечено ещё далеко не всё. Это основные заводы и предприятия, дороги и целые улицы домов. По словам одного из начальников строительства, в документах вы не найдёте имён заключённых, будто их и не было вовсе и всё это строили какие-то вольные, свободные люди. А ведь только за 4 года войны в лагере умерло около 9.000 человек, в 1942-м – каждый третий. Все пожилые жители города помнят, как огромные колонны заключённых водили по городу. Вот только два эпизода из того времени.
Галина Викторовна недавно услышала эту историю от Розы Александровны Травиной, бывшей работницы Севдормаша. Она однажды хотела проскочить через такую колонну: случилось это на повороте улиц, когда между рядами заключенных оказался небольшой «коридор». Заскочить-то заскочила, а выскочить с другой стороны не удалось – вохровец не выпустил. «Вольняшка в строю», - пронеслось в колонне. Так и пришлось идти до конца, до Беломорской вахты, там только пересчитали всех и отпустили. Роза Александровна вспоминает, что в тот день с работы отпросилась: испугалась так, что делать уже ничего не могла.
Рассказала она, как вечерами сидели с подружками на крыльце своего дома – всё песни пели, рядом находились лагерные корпуса. Женщины-заключённые утром идут – заказывают, что спеть вечером.
Члены организации «Совесть» собирают материалы о Ягринлаге. (Они обращаются к читателям газеты: просят бывших заключенных, их родных и близких, пожилых горожан поделиться воспоминаниями о Ягринлаге.) Есть у них переносная выставка материалов об этой истории города и фильм. С этим богатством они готовы прийти в любую северодвинскую школу и даже приехать в архангельскую (ведь это наша общая история). Правда, трудно сказать, что всё это так уж хорошо востребовано.
Об этих страницах истории говорят нечасто. А о необходимости создания памятника в самом городе вспоминают в День памяти жертв политических репрессий. Ни часовни, ни памятного креста, ни мемориала в самом городе пока ещё нет. А потому под Северодвинском снова и снова вымываются кости тех безвестных узников, которые совсем не хотели здесь умирать.
Благодарим Галину Викторовну Шаверину за предоставленные материалы
«Рабочий день длился 12 часов. Заключённые испытывали постоянный голод, холод, недосыпание… голод, от которого иные из лагерных доходяг опускались до состояния животных, стужа… волчьи взгляды бандюг – всё это мучило и угнетало. Но лично меня больше всего терзала несправедливость…» (из книги узника Ягринлага В. П. Корельского «На моём веку»)
В мае 1943-го в колонии от декабрьского этапа из 800 человек Корельский оставался живым одним из последних.
«…на всех брюки ватные. На ногах ЧТЗ-бахилы из автопокрышек… Всё ношеное-переношеное, латаное-перелатаное, вся одежа десятого срока… Всё в тех же лохмотьях, даже в лютейший мороз, когда ветер с моря, лютый, северо-восточный, сечёт лица и проникает под одежду, под сбившуюся комками вату».
«Развод в 4 часа 30 минут… Стояние перед вахтой. Длительное и изнурительное. Потом шмон (обыск). И снова выстаивание – уже за зоной. Утренняя «молитва». Ежеутренне одна и та же: «На ходу не растягиваться! Шаг влево, шаг вправо считается за побег. Стреляем без предупреждения!» Вооруженный конвой. Собаки злющие, как волки, и злобные, как поводыри». (Из книги заключенного Ягринлага Ю. М. Грачевского «Dixi»)
Заключенный сломал работнику СИЗО нос