Прошло 90 лет со времени создания Соловецких лагерей особого назначения. В систему входил и Каргопольлаг. Актриса Татьяна Окуневская – одна из тех, кто не только выжила в этом аду, но и, собравшись с силами, описала это в своей книге «Татьянин день».
Арестовали Окуневскую 13 декабря 1948 года. Статья «за измену Родине». Якобы она хотела бежать за границу, когда была там с гастролями. И дальше - Лубянка, лагерь в Джезказгане, Лубянка, Бутырка, Матросская тишина. Потом был Каргопольлаг и от него на север километров 200 - Пуксоозеро.
Из книги Татьяны Окуневской.
«Сколько людей»
«…Лагпункт № 36, где я теперь должна буду существовать, совсем не похож на Джезказган: большая территория, бараки беспорядочно раскиданы, деревянные трапы, потому что лагерь стоит на болоте, а
за зоной деревья! Я их столько лет не видела! И весна! Оказывается, уже начало апреля, здесь ещё горы снега, но уже рыхлого, и солнце! Солнце!
Работы всё-таки тяжелые: копать, сажать, полоть, окапывать, собирать урожай, всё, конечно, как и в Джезказгане, руками, и оказывается, что безликая масса женщин – это крестьянки, обыкновенные
крестьянки, вне политики, их арестовывали десятками тысяч по указу Сталина за то, что, желая спасти от голода своих детей, собирали с колхозных полей зёрнышки и колосья. Чем больше узнаю, тем больше сердце обливается кровью и раскрываются глаза! Как же мы ничего этого не знали в Москве!
Вина - еврей
...Оказывается, есть своя лагерная культбригада, это не профессиональный театр, как в Магадане или в Воркуте, у них нет помещения, они живу в мужской и женской зонах, а репетируют в столовой.
…Привели (на репетицию. - Ред.) милейшего, симпатичнейшего, прехорошенького Бориса Магалифа. Выглядит он почти мальчиком, хотя, как он гордо заявил, ему уже двадцать пять лет, сын дипломата, получил за границей отличное воспитание, умный, с юмором, веселый, как будто бы и не арестант, аккордеонист отличный, поскольку с детства обучался игре на фортепьяно, с абсолютным слухом. Вина его перед страной, в которой он родился, велика: он еврей и сын расстрелянного дипломата - десять лет.
Мамочка! Родная!
…Свидание почему-то не на нашей вахте, а на вахте мужской зоны, и это далеко: надо обойти и нашу зону, и мужскую… как сердце выдержит…по бокам два совсем юных автоматчика…
Мама! Мамочка! Родная! Любимая! Дорогая! Не знаем, что делать, что говорить, целуемся, плачем, хватаемся друг за друга, всё в ней такое знакомое, тёплое, постарела, располнела, чувствует себя плохо, одышка, курить бросила, но, видимо, уже поздно, курила сорок лет, задыхается от астмы.
...Теперь, когда увидела всё вокруг, мой 36-й с моими прибалтийками и картошкой - голыми руками из ледяной грязи - кажется милым курортом. Здесь бескрайние леса и тысячи, десятки тысяч людей валят вручную лес. Голод, холод и сказочная красота Севера! Снег такой голубой белизны, что зажмуриваешься, и солнце! Солнце! Солнце, мягкий мороз, тишина, и вдруг как завоет, застонет, понесёт…
Сегодня нас свернули с маршрута и везут в лагерь, в котором заключённые дали обязательство свалить две нормы леса за концерт культбригады с моим участием. Как только нас сбросили с «кукушки», мы услышали в морозной тишине стук топоров, нужно подниматься в гору, и на горе в лесу увидели лесорубов, раздетых до пояса, над ними клубится пар, и по лесу покатилось «Здра… вствуй… те!». Идём, глотая слезы. Никогда в моей жизни таких концертов не будет, слушают не дыша, благодарность их непостижима, если бы им разрешили подходить, они донесли бы меня на руках до Москвы. А в каком-то лагере начали скандировать:
«Свободу Окуневской!»
Если в Джезказгане интеллигенция сконцентрирована, как сгущенка в банке, то здесь она рассеяна по лагпунктам и совсем другая. Не крикливая, не суетная, может быть, более скрытная - все ждут смерти вождя, все убеждены, что тогда придет свобода.
На Пуксе
...Ни Джезказган, ни 36-й, ни культбригада - ничто. Вот он, настоящий лагерь: это тоже Каргопольлаг, но меня отвезли в отделение ещё дальше на север, километров на двести, - Пуксоозеро.
Совсем на болоте, говорят, что летом, когда идёшь по трапам, они колышутся. Голо. Пусто. Ни деревца. Здесь раньше был лесоповал, а теперь всё вырубили, и лес где-то за пять километров.
Женский лагерь на всей Пуксе единственный, а ближние мужские за несколько километров; в войну женщин здесь не было, и голод такой, что мало кто выжил, хоронить было некому, и умерших и полуживых сбрасывали в ямы около лагпунктов, и мне показали это место, и я никогда не смогу опомниться от всего этого. 58-я статья здесь не разбросана, а живёт в отдельном бараке: длинном, с низким потолком, сыром, полутёмном, полуразвалившемся, с двухэтажными нарами, в полу провалились доски. Обитательницы запуганы, забиты: профессор из Ленинграда… поэтесса… инженер… Меня встретили как явление Христа народу, но тут же чуть не бегом заставляют сдать в каптёрку мою повидавшую виды голубую шубу, иначе я её больше никогда не увижу.
Я на лесоповале. И как на 36-м, чуть ли не на коленях умоляют поставить концерт, но это физически невозможно, меня из леса притаскивают под руки, я как-то умудряюсь заползти на свои верхние нары, но сил уже нет снять бушлат, я валюсь и засыпаю одетая».
В 1954 году Окуневская была выпущена из лагеря на свободу. Затем реабилитирована. Позже актриса снялась ещё в около 20 фильмах.
Досье
Татьяна Окуневская. Родилась в 1914 г. в дворянской семье в Подмосковье. Отец - офицер царской армии. Служила в Малом театре, Ленкоме. Снялась в фильмах: «Отцы», «Пышка», «Ночной патруль», «Звезда пленительного счастья» и т. д. Умерла в 2002 году.