В том далеком 45-ом ей было всего 22 года, а за плечами - десятки боев, сотни спасенных жизней, ранения и контузия, а еще "мужской" орден Красного Знамени. "Приходите, я расскажу обо всем, я хочу исповедаться", - сказала мне партизанка Анна Архипова по телефону.
Да, об Анне Григорьевне было написано немало. На маленьком столике она разложила все публикации: областные газеты, журнал "Работница" (после выхода статьи она получила более двухсот писем. Ред.) и четыре альбома фотографий. "Я знаю, что вас, как и всех журналистов, интересует подвиг, - сказала мне Анна Григорьевна. - Я много раз рассказывала одно и то же, как пошли в бой, как я заменила командира, но теперь я хочу поведать всю правду, как это было. Мне ведь уже немного осталось"...
Тогда, 62 года назад, Анна не знала цены ордена, не знала, что про эту награду говорили так: или "голова в кустах", или орден Красного Знамени. Она просто выполняла свой долг, билась с фашистами до конца, а после еще много лет стеснялась рассказывать о том, что была партизанкой и о своем вроде бы и не подвиге. И только в прошлом году она направила в Москву, в военный архив запрос, хотела знать, за что получила она тогда боевую награду?
Лакированная лодочка и три платья
... Польша. Март 1945 года. Воздух, казалось, был наполнен одним самым заветным словом "Победа!" Наши бойцы, уже почти победители, между боями отсиживались в разрушенных домах, и, что скрывать, некоторые прихватывали то, что осталось от прежних хозяев, переодевались, кое-что из добычи складывали в рюкзаки, так и шли дальше. Старшина роты, украинец, хохотал тогда над маленькой хрупкой Аней, которая четыре года волочила кирзачи 42 размера, простреленную шинель и ватники, дескать, приодеть надо нашу Ганну. А она стыдилась и боялась заходить в чужие дома. И вот однажды осмелилась. "Захожу, - вспоминает партизанка. - Смотрю, прямо посередине комнаты лежит женская туфелька - лакированная черная лодочка. Дух захватило от такой красоты. Примерила: как раз моего размера, положила ее в карман шинели. Подняла глаза, а на старинном комоде из красного дерева стоят двенадцать слоников, как будто к удаче, и маленькая иконка. Про то, что там Божья Матерь написана, я узнала позже. А пока спрятала и ее в карман, больно уж мне рамочка ажурная понравилась, хотела изображение вытащить и заложить туда фотокарточку любимого, когда будет затишье между боями. И тут я увидела платья! Креп-жоржет, креп-сатин, бархатные, "солнце", я никогда таких платьев не видала! И все моего размера! Надела три платья на себя, чужие сапоги на каблучке, сверху брюки шерстяные в полосочку и гимнастерку".
Так и ходила Анна в этих трех платьях, в рюкзак не положила, чтоб не сказали, мол, награбила и тащит. А еще из суеверия. Те, кто набрали, все лежали убитые со своими мешками, полными добра.
В этих же платьях пошла Анна "брать высоту". Поначалу командиры не разрешали ей идти в бой, но она настояла. "И вот мы лежим в траншее, - продолжает Анна Григорьевна.- Перед нами огромное черное вспаханное поле и дальше наверху - лесок. А там немцы".
Тяжелый был бой. Из всей роты, а это 120 бойцов, в живых осталось только пятнадцать человек. Командира роты ранило, Анна поползла к нему, чтоб перевязать, а он уже хрипит. Разобрала только, что нужно передать командование. Но командир отделения даже не успел поднять солдат в бой - и его убили...
"За Родину! За Сталина!"
"Лежим, - рассказывает партизанка. - Кажется, вокруг одни мертвые, никто не шевелится. Я тоже ранена в плечо. И такой меня страх обуял, я вскочила и как заору: "Командовать буду я! Вперед! За Родину! За Сталина!" Впятером они выбили немцев с высоты. Как? Анна не помнит, будто сознание потеряла. И уже в лесу, когда стихли автоматные очереди, она рванула к своим, назад. Так бежала, признается, что сапоги по мягкому месту ударяли. Потом она раненая, перекинув сумку с медикаментами на здоровое плечо, помогала, как могла. Сорок раненых бойцов вытащила с поля боя, всех перебинтовала.
У самой отважной партизанки несколько месяцев не заживало плечо: не давали бельевые вши, которые кишели в ране.
"А те платья, и еще рубашку для брата я отправила посылкой домой, маме,- смеется Анна Григорьевна. - Она потом рассказала, как открыла посылку, а там, в красивых нарядах копошатся вши, в швах - гниды. Она платья постирала, распорола, ножиком вытащила из швов всех гнид и снова сшила. Я в тех платьях молодость свою провела, и даже замуж в них вышла".
Лодочку лакированную Анна потеряла, а вот с иконкой тоже приключилась история. Девушка и забыла, что спрятала ее, что в бой с "Божьей Матерью ходила", и только бойцы все время подшучивали, что Аннушку и пуля не берет. И вот, когда уже возвращались в Россию, в Кракове кто-то сказал, мол, надо здесь обязательно краковскую колбаску раздобыть. Дали Анне злотых, они с командиром отправились на поиски колбасы. Когда пришло время расплачиваться за деликатес, Анна полезла в карман и.. выронила иконку. Командир взвился: "Зелянина, вы что, с ума сошли? С богом воюете? Вы же коммунистка!" И как она ни оправдывалась, что взяла ее из-за рамочки, пришлось на глазах у командира иконку порвать. Всю жизнь Анна Григорьевна не может себе простить этот грех. Может быть, признается, и любимого ее убило из-за того, что не уберегла ее.
P.S. Когда мы уже прощались, "воячка", как ее называли поляки, спохватилась: "Что мы все обо мне? У нас есть еще партизанки, которые живы и могут многое рассказать. И напишите обязательно о подвиге радисток Зуровой из "Полярника", Ермохиной из "Большевика", Люси Григорович из "Сталинца". Вечная им память!"
Наверное, пройдет еще не одно десятилетие, пока мы узнаем всю правду о войне. Далеко не все ветераны готовы рассказать откровенно о том, ЧТО и главное КАК они пережили тот ужас. Анна Григорьевна Архипова нашла в себе силы приоткрыть тайну только через 60 лет: не принято было рассказывать о тех деталях, которые говорят о том, что женщина и на войне остается женщиной. Тем не менее, мы, узнавая все новые подробности, не перестаем гордиться нашими ветеранами. Честь им и вечная слава!
Смотрите также:
- Битва под Москвой 1941 года могла быть проиграна →
- Директор завода и собкор "Правды" →
- Женщина, которая была на войне →