Кровавая связь Рубцова и Дербиной

В минувшую пятницу поэтесса встретилась с поклонниками творчества нашего знаменитого земляка, талантливого поэта Николая Рубцова. 

В начале восьмидесятых архангельский писатель Федор Абрамова написал письмо Дербиной. «Не знаю, как к Вам и обращаться. Сказать: Людмила - ничем не оправданная фамильярность. Назвать «уважаемая»... Да какая же Вы «уважаемая», когда я считаю Вас виновницей гибели Николая Рубцова, этой блистательной надежды русской поэзии?!» В другом разговоре с ней, он подобрал всё же слова: «Но дай Бог, дай Бог, чтобы этот страшный грех с Вас сняло время». Сама поэтесса живёт в Санкт-Петербурге, от людей не прячется, но в редких интервью часто повторяет: «Думаю, Николай уже простил меня». 

Пять лет и семь месяцев поэтесса Людмила Дербина провела в тюрьме за убийство Рубцова, который так и не успел стать её официальным мужем. Сейчас она посещает вечера памяти поэта в статусе вдовы, публикует книги воспоминаний и своих стихов. Вот и в Архангельск 20 декабря она приехала, чтобы принять участие в концерте памяти Рубцова, а также предложить (продать, - прим. ред.) зрителям свою новую книгу.

С журналистами женщина общается неохотно. «Читайте мою книгу воспоминаний» - спешит она распрощаться с нами. Но со сцены, перед полным залом драмтеатра всё же вспоминает:

- Прошло сорок лет, но боль не утихает. И тут же читает строки, посвящённые Рубцову:

Мы последовали совету поэтессы, и прочитали книгу «Воспоминания о Николае Рубцове», которая вышла в 2001 году. И в ней она рассказывает всю правду жизни с русским поэтом.

 

«Что-то несгибаемое было в его взгляде»

«2 мая 1963 года в Москве я случайно познакомилась с Николаем Рубцовым в одной молодёжной компании. Это было в общежитии литературного института. Почему-то в тот вечер мне было особенно легко, пелось, смеялось. Чужие парни и девушки мне казались родными, близкими, жизнь казалась безоблачной, полной надежд, грезилось счастье».

Вторая их встреча произошла уже через год. В книге Людмила напишет о ней следующее:

«Он неприятно поразил меня своим внешним видом. Стало ясно, почему он оказался дома. Один глаз его был почти не виден, огромный фиолетовый «фингал» затянул его, несколько ссадин красовалось на щеке. На голове – пыльный берет, старенькое вытертое пальтишко неопределённого цвета болталось на нём. Я еле пересилила себя, чтобы не повернуться и тут же не уйти. Но что-то меня остановило.

Следы попоек и драк явно были запечатлены на всём его облике. Ветхая одежда говорила о крайней нужде и лишениях, но что-то ершистое, несгибаемое было в его пристальном взгляде».

Но вскоре их пути снова разошлись. Вновь встретились они лишь в 1969 году. Началась бесконечная вереница встреч и расставаний, обид и прощений.

«Я думаю о том, что если бы судьба не схлестнула меня с Рубцовым, то жизнь как и у большинства людей прошла бы без катастрофы. Но я, как в воронку была затянута в водоворот его жизни. Он искал сочувствие и нашёл его. Рубцов стал мне самым дорогим, самым родным и близким человеком. Но… как странно! В это же самое время мне казалось, будто я приблизилась к тёмной бездне, заглянула в неё и, ужаснувшись, оцепенела. Мне открылась страшная глубь его души, мрачное величие скорби, нечеловеческая мука непреходящего страдания. Рубцов страдал. Он был уже смертельно надломлен.

Напившись, он мог часами неподвижно сидеть на стуле, уставившись в одну точку, опираясь одной рукой о стул, а в другой держать сигарету и думать, думать, думать… В его глазах часто сверкали слёзы. Или же вдруг он мог сорваться с места, крушить и ломать все вокруг, бросать в меня, чем попало».

 

Вспоминая о прошлом, Людмила Дербина не раз говорит о том, как пыталась уйти от Рубцова. Она даже пыталась пойти к бабушке-гадалке с просьбой отворожить Рубцова. Но та ответила: « Нет, милая, не могу ему закрыть дорогу к тебе».

«Эти слова прозвучали, как приговор, как благословение на беду неминучую, и я тупо смирилась в душе с этим приговором-благословением».

Тема пьянства Рубцова проходит красной нитью через всю книгу. Вдова рассказывает о многочисленных пьяных выходках поэта. Даже в её стихах нашлось им место:

Как-то Рубцов сказал мне в разговоре: «Люда, я уже пропил тома своих стихов» Он сам осознавал весь трагизм своего болезненного пристрастия к алкоголю и был бессилен что-либо изменить в лучшую сторону».

Выпив, Николай начинал ревновать Людмилу ко всем: друзьям, коллегам, случайным людям на улице.

«Совершенно беспочвенная ревность, боязнь моей измены, болезненная подозрительность – всё это делало и без того беспокойную жизнь Рубцова ежедневной невыносимой мукой и для него и, для меня…Рубцов был бы очень рад, если бы я ни с кем не общалась, ни с кем не разговаривала. Была бы его воля, запер бы под замок, держал бы как пленницу».

 

Но ни попойки, ни дебоши, ни оскорбления не смогли заставить Дербину уйти от Рубцова. И 9 января 1971 года они подали заявление в ЗАГС. Регистрация была назначена на 19 февраля. Но они так и не стали мужем и женой. Как будто предчувствуя свою участь Рубцов написал стихотворение, где была строчка: «Я умру в крещенские морозы». Так и произошло.

В тот роковой день поэт выпил с друзьями

«…Рубцов и трое журналистов приехали к нам хмельные и ещё с бутылками вина. Там было примерно бутылок пять-шесть. Я в их попойке не участвовала».

Когда же собутыльники разошлись, у поэта вновь начался приступ ревности.

«Всю ночь Рубцов буйствовал   с небольшими короткими передышками. Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчуждённо, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд. - Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!

 

В эту ночь ничего не ответила Рубцову. Не хотелось отвечать на какую-то пьяную блажь. Я устала.

Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой. Осколки посыпались на постель и вокруг. Я молча собрала их на совок, встряхнула постель, перевернула подушки.

Вероятно, его ужасно раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он влепил мне несколько оплеух. Нет, я ему их не простила! Но по-прежнему презрительно молчала. Он всё больше накалялся. Не зная, как и чем вывести меня из себя, он взял спички и, зажигая их, стал бросать в меня горящие спички».

Как теперь вспоминает Людмила Дербина, она решила уйти, но разъярённый Рубцов не дал ей сделать этого.

«Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в комнату, роняя на пол бельё.

Теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали на пол. Та страшная сила, которая долго копилась во мне, вдруг вырвалась, словно лава, ринулась, как обвал.

Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила её своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его за горло. Под палец попала тоненькая жилка. Он крикнул мне: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя!»…

Сейчас я думаю, что в потасовке ему стало плохо с сердцем, и он испугался, что может умереть. Потому и закричал, чтобы остановить меня. И тут я увидела его лицо с синюшным оттенком. Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот».

Дербина выскочила из квартиры и отправилась в ближайший отдел милиции. И там, как она считает, произнесла роковые для себя слова:

- Я, кажется, убила человека».