- Владимир Николаевич, по образованию вы судовой плотник и даже работали в морском пароходстве. Как вышло, что свою жизнь вы посвятили совершенно другому делу - традиционным северным ремёслам?
- На самом деле интерес к ремёслам у меня появился ещё в детстве, когда я жил у деда, в Вилегодском районе. Он как раз занимался плетением корзин. А кроме того, там жил настоящий мастер - Феодосий Николаевич Суханов. Когда я стал постарше, то ездил к нему каждое лето. Он меня уже по-настоящему научил многому - ведь есть свои хитрости: когда лучше идти искать материал, с какой берёзы лучше снимать кору. Далее был перерыв, когда я учился в соломбальском училище № 8. А потом я почувствовал, что судьба моряка - это не моё, и пошёл работать в «Беломорские узоры». Меня посылали за продукцией к мастерам, с которыми у фирмы были заключены договоры. Бывало, приедешь, просишь показать, как и что делается, запоминаешь. Задерживался иногда так в деревне по 2-3 дня. Например, в начале 70-х у нас не было мастера по деревянным ложкам. И вдруг в журнале «Вокруг света» мы читаем, что в Коми их делает один человек. Естественно, нужно к нему ехать - и меня на полтора месяца отправили туда, так я научился изготовлению пижемских ложек.
В какой-то момент я почувствовал, что знания нужно передавать кому-то дальше, учить этому детей. Так я пошёл учителем труда в архангельскую школу №17, затем в 80-м году организовал Мастерскую народного творчества во Дворце пионеров. Но ведь сам я мастер по бересте, а остальное, получается, преподавал на дилетантском уровне. Стало понятно, что нужно создавать новое заведение с несколькими педагогами - и в 90-м году образовалась школа народных ремёсел. Надо сказать, что очень везло на хороших людей - ведь были 90-е годы, сплошная анархия, ни зарплаты нет, ничего. Но вот идёт уже 27‑й год нашей деятельности.
Какая сейчас мода?
- Не производите ли вы свою продукцию на продажу?
- Наша задача - привить интерес к ремёслам детям, сохранить наследие. Передаём знания как эстафетную палочку - от мастеров к молодым. И, знаете, это не так просто - привить любовь к ремеслу городскому ребёнку. Но сейчас интерес растёт, ситуация совершенно другая. Видимо, в 90-е была мода на всё заграничное, а всё родное, исконное отвергалось. Теперь уже всё, иностранным наелись. К тому же есть в этих народных вещах своя индивидуальность, самобытность, уникальность. Ведь раньше во всём был дефицит - мебель у всех одна и та же, люстры одинаковые. А когда приезжаешь в деревню - видно, кто в доме живёт: мастер может сам себе специальную мебель сделать, не такую, как у всех. Жена у него коврики сплетёт. В каждом доме всё по-своему.
Сейчас у нас занимаются 465 детей. И ещё мы стали создавать филиалы в районах, творческие мастерские - в Каргополе, Вельске, Лешуконском, Мезени - всего 23 мастерские. В Каргополе - это прежде всего игрушки, ткачество, в Каменке Мезенского района - посуда, горшки. И так в каждом районе развивается своё традиционное ремесло. К тому же нам важно, чтобы их возрождали прямые потомки.
Чем поможет кластер?
- Вы сказали, что работали учителем труда. А как, по-вашему, - в современных школах достаточно учат делать что-то своими руками?
- Сейчас в школах ужасное положение с трудовым обучением. Час-два в неделю - это очень мало. Я понимаю, что все предметы важны, но труд, я считаю, очень важен. Вы посмотрите, что происходит сейчас: некоторые девочки не могут нитку в иголку вставить, а мальчик и гвоздя забить. Отношение к труду как к чему-то второстепенному - это ужасно. К тому же, в школах нет специалистов - мужчины туда просто не идут. В городе с этим, может быть, и получше, а в сёлах - там ведь эту дисциплину женщины мальчикам преподают! Ну чему женщина может научить парня? Вот поэтому такие учреждения дополнительного образования, как наша школа, и должны существовать - они могут спасти ситуацию.
- В любом городе области можно встретить лавку с сувенирами, которые сделаны под народное творчество. Сделана ли эта продукция по канонам?
- Сейчас очень много низкопробной массовой продукции. Например, одно предприятие в Северодвинске выпускает продукцию с большими несоответствиями традициям. Есть ошибки в декоре, или, например, так короба лаком заливают, что даже блестят - но так не делали никогда раньше. А нам отвечают: «Да вы что: чем больше блестит, тем больше берут!» Это ничего ещё, а вот когда на вещах одна роспись, а её продают как абсолютно другую - вот это уже никуда не годится. И материал, и технологии должны следовать традиции.
- Недавно в министерстве культуры области заговорили о создании общего кластера народных художественных промыслов. Поможет ли такое объединение мастерам в сбыте продукции или поиске новых талантов?
- Очень хотелось бы, чтобы этот кластер помог, было бы здорово - идеи у нас бывают хорошие, но быстро куда-то уходят. Конечно, нам нужны дороги, чтобы доехать до мастеров, которые в основном находятся в провинции. Мы уже привыкшие, а туристы? Гости ведь всё замечают - где грязно, где покосилось что-нибудь. Мы всех мастеров с области собираем каждый год на Маргаритинской ярмарке, общаемся, делимся идеями. Мастера есть, но не сказать, чтобы много. Кузнецов ручной ковки в области вообще ни одного. Резчиков маловато. Вот недавно часовенку в Холмогорском районе обили пластиком, а был бы резчик по дереву - он не позволил бы это сделать, обновил бы, украсил. Но такового у них не нашлось. Не каждый из мастеров сейчас может продать свою продукцию. Некоторые не могут по состоянию здоровья идти в лес заготавливать материал, не могут выехать из деревни, кто-то боится стать предпринимателем. Но очень хочется надеяться на лучшее - будущее покажет.
Владимир Николаевич Бурчевский родился в Архангельске 15 октября 1946 года, коренной соломбалец. Окончил соломбальское училище № 8 по специальности «Столяр, судовой плотник». Занимается педагогической деятельностью 40 лет, директор Детской школы народных ремёсел с 1990 года. Мастер России, почётный гражданин Архангельска.
Смотрите также:
- Актёр Григорий Антипенко: «Я никогда не смог бы влюбиться в дурнушку...» →
- Лучшая Снегурочка России: Малыши просят, чтобы всё было хорошо →
- Конец света отменяется. Или, что видно в телескоп? →